Я участвую в акции, потому что хочу сохранить память о близком мне человеке, о моем отце, и о всех, подаривших нам жизнь и мир. Бессмертный полк всегда, в любой беде, будет  рядом с нами.

Мой отец, Зверев Валентин Сергеевич, родился в 1916 г. в Москве, на  Маросейке.    Прошел Прибалтийскую кампанию  и финскую войну. В мае 1941 г. женился на Людмиле Алексеевне Кудрявцевой (Мила Зверева),  а утром 22 июня папа, не дожидаясь повестки, с вещевым  мешком отправился в военкомат.

Интеллигентный московский юноша с высшим  экономическим образованием,  Валентин очень хорошо рисовал и играл практически на всех музыкальных инструментах. В первые же дни войны его пригласили в военный духовой оркестр, но он  отказался – посчитал, что стыдно играть, когда другие воюют. Папа был сапером, всю войну он провел на передовой. Как известно, саперы отступают последними, а наступают первыми, минируя и разминируя под пулями. Это была, пожалуй, самая ответственная и самая неблагодарная военная специальность: при отступлении никого не награждали, а когда наша армия с боями пробивалась вперед, саперы, очищавшие ей путь, вроде бы были и не причем. А как известно, сапер ошибается только один раз.

Много интересных историй слышала я от родителей о том страшном времени. Так,  холодной зимой 1941 г. эшелон Валентина в течение 4 часов стоял в Москве, но в увольнение москвичей не отпускали. Слишком поздно узнав, что муж рядом, Мила бросилась вслед за уходящим эшелоном. Еще чуть-чуть, сейчас догоню – и так до самой передовой, на которую попасть гражданским было почти невозможно. Все помогали ей по дороге, кормили, прятали при перевозке через  блокпосты.

Когда Валентину сообщили, что в грузовике его ждет жена, он долго не мог поверить: думал, разыгрывают.  Поселили их с Валей на передовой в отдельной комнате, выделили еду для жены, а на работе Милу прикрывали целых 3 дня, пока она отсутствовала. Наши отступали. Прощаясь, Милочка задержала Валю: вместо первой машины,  куда звал его друг, он вскочил в последнюю и очень волновался, что жена не успеет вернуться в Москву: уже виднелись немецкие танки. Через 20 минут Валентин безрезультатно искал останки своего товарища, а Милочка успела прыгнуть в последний поезд, и, заливалась слезами, наблюдала из окна взрыв первых двух машин. Не знала она тогда, что своей любовью спасла ему жизнь. Все  это, смеясь и перебивая друг друга, рассказывали нам родители, а мы по-наивности завидовали им.

Однажды их полк с боями ворвался в польский городок, освободив его от немцев. Решили разместиться на ночь в единственном большом здании городка – старинном поместье. Мужчин в замке не было, а испуганные  польские панночки  (мать и две взрослые дочери) спрятались на 2 этаже от  разгоряченных, пропахших потом и дымом «красных бандитов». И вдруг папа увидел  рояль! Обо всем забыв, он заиграл Шопена, панночки со слезами выскочили из своих убежищ и бросились обнимать русских солдат. Страх, ненависть в один миг сменились доверием и гостеприимством. Вот она, великая сила искусства!

Рассказывая анекдоты, трое саперов занимались своим обычным делом – разминировали. Вдруг взрыв, Валю отбросило метров на 20, когда  он пришел в себя, поразила полная тишина, он понял – контузия. Поднявшись с трудом,  отправился искать товарищей. Вот один из них – ни головы, ни рук, ни ног, а тело так и сидит на прежнем месте. От другого ничего не осталось. Валентин вдруг ослеп. Очнулся он в госпитале, зрение и слух вернулись, в это трудное для юноши время молоденькая жена поддержала его, он отказался оформлять инвалидность и вновь отправился на передовую.

Заканчивал Валя свою фронтовую дорогу в Прибалтике. В Литве их очень тепло встречали. Полковник-литовец уговаривал образованного молодого москвича остаться в армии в Вильнюсе, предлагая квартиру в центре и хорошие условия для службы. Валентин  смог бы в 45 лет получать пенсию, год войны  считался бы для него за 3, а не за один, как для гражданских. А ведь он прошел 3 войны (Прибалтику и Финляндию), 9 лет воевал. Нет, нет, нет! Домой, в Москву, на Маросейку. В коммуналку, в голод и холод. И как он оказался прав! Были бы мы с братом  негражданами в  той стране, за которую наш отец проливал кровь….

И после Дня Победы Валя еще несколько бесконечных месяцев провел  в борьбе с латышскими бандами. Это были самые тяжелые дни – никогда не хочется умирать, но вдвойне обидно пройти всю  войны, и бесславно погибнуть уже после нее, получив «от своих» пулю из-за угла! И вот, наконец, «дембель». Медленно шагали по опушке леса вдоль извилистой речки теперь уже бывшие бойцы и с надеждой и трепетом говорили о доме, о невестах и женах, о планах на будущее. Был теплый и сухой осенний день, лес сиял золотыми и алыми листьями. И, конечно же, решили выпить на прощанье. Расположились на высоком берегу, бросили жребий, кому бежать за бутылкой. «Вот невезуха!» со смехом сказал Валентин, не подозревая, что вытянул жизнь. Через четверть часа, раскрасневшись от бега, он застыл над неподвижными телами своих четырех товарищей. Обезумев от горя и ужаса, Валя бросался то в лес, то вдоль берега – никого, все так же светло и ясно, все та же тишина и покой. Всю войну Валентин прошел с гитарой, а ведь и так, помимо обычного снаряжения, саперы волочили на себе по 30 кг инструментов. А тут вдруг – не знаю, говорит, что на меня нашло – разбил ее и сбросил с высокого берега. Почему-то показалось страшно, что все мертвы, а гитаре хоть бы что. Потом, конечно, жалел… Если живы еще сегодня их убийцы, то, наверное, стали героями Латвии!

Веселый и жизнерадостный человек, он любил праздники, играл на пианино, гитаре, мандолине, очень хорошо танцевал. А День Победы был самым любимым и выстраданным торжеством. Помню, как однажды вечером мы смотрели из окна салют, который охватывал тогда всю Москву, папа держал меня на руках, рядом стояли брат и мама, салют освещал разноцветными огоньками их счастливые лица, и я  сказала: «Как же мне повезло! Я родилась в самой лучшей стране на свете, в ее главном городе, да еще в самом центре!» -  все улыбнулись: и добавили:  «А ведь и правда!».

Очень хочется верить, что наступит время, когда мы вновь сможем гордиться тем, что живем в Великой Державе, а не в окровавленном обрубке.