Родился 20.03.1924 года в селе Верхняя Елюзань Городищенского района Пензенской области. Там же получил начальное образование. Перед началом Великой Отечественной войны проживал в г. Воскресенске Смосковской области.

В 1940 году поступил в ремесленное училище, учился на химика, стал комсомольцем. Занимался в кружке «Ворошиловский стрелок». Буквально, перед самым началом войны, в субботу 21 июня на  комсомольском собрании выступал участник боёв на реке Халкин-Гол, награжденный медалью «За отвагу». Его воспоминания о тех событиях всколыхнули высокие чувства патриотизма. «Это был для нас урок мужества. Если придется нам защищать Родину, мы будем такими же, как он…

Тогда мы все были уверены, что нас никто не победит. Откуда была такая уверенность? Да все из кино. Какое кино не помотрим, всегда наша Армия побеждала. Да еще пели песню «Броня крепка и танки наши быстры, и наши люди мужеством полны…». Да еще Молотов сказал: «Враг будет разбит, Победа будет за нами.»

Отца и матери у меня уже не было. Они умерли задолго до войны. Жил я у старшего брата. Его организацию эвакуировали в Сибирь. Вместе с ним поехал и я. Там в городе Ялуторовск поступил на работу, стал учеником автослесаря. Далее, направили меня учиться на шофера. Получил права. Немного поработал шофером.

В августе 1942 года призвали в Красную Армию. Прибыли в учебную часть Уральского военного округа. Часть называлась 27 учебный полк снайперов и отличных стрелков.

Призывники в основном были сибиряки. В военном округе посчитали, что сибиряки хорошие охотники, из них будут хорошие снайперы.

Когда провели первые стрельбы, эти «хорошие охотники» ничем себя не проявили. Взрослые сибиряки, конечно, хорошие охотники. Но этот молодняк,18—летние, сроду  в руках оружие не держали.

Хорошие результаты по стрельбе показали городские ребята, которые занимались в кружках «Ворошиловский стрелок» или ходили в стрелковый тир. Из передовиков набрали будущих снайперов.

В числе других «передовиков» оказался и я. Учились целый год. Пришло время отправляться на фронт. В Тюмени одели нас во все новое обмундирование. Поездом «вперед на запад»

Лето 1943 года. Прибыли под  Воронеж в 92 гвардейскую дивизию. С дороги нам устроили баню. Стали готовиться к вступлению в боевые порядки. К слову, до боев еще было ой-ей, как далеко.

Насмотря на то, что было лето, получили шинели, индивидуальную плащ-палатку. Далее, только перечислю, что еще выдали: снайперскую винтовку (она тяжелее, чем обычная из-за оптического прицела), 120 патронов, гранату обычную, гранату противотанковую. Потом еще добавили по 50 патронов и по гранате. Противогаз выдали с дополнительными фильтрами, саперная лопата, фляга для воды, вещевой мешок с двухдневным запасом  продуктов, индивидуальный медицинский пакет, бинты, таблетки для обеззараживания воды, иголку с ниткой, котелок, ложка, записную книжку и карандаш.

Я тогда весил 30 кг. А вся амуниция была тяжелее меня -35 кг.

Когда нарком подписывал для нас «свою норму», хоть попробовал бы на себя навешать всю эту «норму» и сделать несколько шагов, чтобы представить как будет чувствовать  боец.Когда я получил всю «наркомовскую норму», навешал на себя, попробовал походить-кидало меня то в одну сторону, то в другую, перед глазами туман и мелькание.Погрузили нас на поезд и опять «вперед на запад».

За 400 км до фронта нас выгрузили. Всю «наркомовскую норму» навешали на себя и вперед пешком. Шли только ночами. Днем отдыхали в укрытиях. Все спят, а я не сплю. Как себя помню, никогда днем не спал. Еще в снайперском полку, каждый день после обеда все ложились спать на один час, а я выхожу и сижу у казармы.

Однажды, когда шли походом, на ходу стал засыпать и начал падать. Совсем не упал, меня подхватили, когда я начал падать. Надо идти дальше. Не могут же остановить поход из-за меня. Взяли винтовку и вещмешок. Двое меня вели под руки. Для меня весь этот поход (400км), был самым трудным, самым тяжелым периодом в моей памяти за всю войну.

А как всегда хотелось пить. Сколько бы не пил, никогда в походе не чувствовал утоление жажды. Пили воду из пруда, какого угодно, из копытного следа, лишь вода была бы, вода!

Однажды в походе немецкий разведывательный самолет нас засек и улетел. Вскоре над нами появились их бомбардировщики, сбросили несколько бомб и еще обстреляли. Несколько наших бойцов были убиты и ранены. Жертв могло быть больше. После разведывательного самолета, пока прилетели бомбардировщики, мы успели рассредоточиться.

Шли все дальше и дальше, т.е. приближались к передовой. Выбирали малохоженные дороги. Темно, ничего не видно. Наши впередидущие-авангардисты, сбились с дороги, отклонились в сторону. Утром выяснилось, что мы всю ночь шли в обратную сторону. Всякое бывало.

Мы на передовой, лицом к лицу с противноким. Невозможно описать, какое было чувство в первый день. Все непривычно. Все не так, как в учебном полку.  Передовой фрон войны не такой, как полигон в военном училище. Разговаривали только шепотом, смеяться не хотелось, то ли чувство  страха давило. Место менять не хотелось. Хотелось только окопаться поглубже в землю.

Слышны взрывы то близко, то далеко. Свистять пули справа и слева. Над головой прлетают самолеты, чьи он: наши или немецкик, поди разберись. Чьи бы он не были, все равно наводят страх. Через нас летят артиллерийские снаряды наши и ихние. То справа, то слева слышен рев танков,  то в небо взвивается сигнальная ракета. Что значит этот сигнал ракеты? То ли они сейчас пойдут на нас в атаку, или что другое. И так изо дня в день с разными вариациями. Принимали пищу рано утром и с наступлением темноты. Еду готовили подальше от передовой. Повара для раздачи пищи подъезжали ближе к передовой. Для варева, котел был закреплен на двуколке. Для передвижения запрягалась лошадь. Если бездорожье или лошадь не может пройти – запрягались сами повара или еще кто-нибудь помогал. Без еды не оставляли. Кушать к  кухне все не ходили. Только два человека из отделения.ходили за пищей.

Немцы знали, что с наступлением темноты у наших начинается хождение: то с котелками, то сбор офицеров или что-то другое. В это время немцы вслепую открывали такой ураганный огонь из винтовок и пулеметов, нагоняли страх.

Для них это почти никакого результата не было. Слепая стрельба всегда бестолку. Наши передвигались ни как попало, а заранее разработанными маршрутами, обычно по низинам.

 Я снайпер роты, так сказать лоцо «номенклатурное». Кто такой снайпер на передовой? Не буду описывать  все тонкости снайперского мастерства. Иначе это будут не воспоминания, а инструкция по снайперскому мастерству. Изложу только в телеграфном стиле, какую функцию выполняет снайпер на поле боя.

Прежде всего, выяснить, есть ли снайпер у противника, перед своим фронтом. Его не надо искать глазами, где он находится. Это бесполезно. Снайпер не стреляет по любой обнаруженной цели. Задание ему дает командир. Например, уничтожить обнаруженного пулеметчика, наблюдателя, связного, офицера, снайпера.

Приведу один из примеров, выполнил ли я задание командира роты- уничтожить пулеметчика. У него был не один пулемет. Стрелял то с одного, то с другого с разных мест. Стрелял мастерски. Все же я его настиг. Это не значит, что мы его увидели мертвого, нет.

Как говорится, я милого узнаю по походке. Так мы определили, из тех же пулеметов стал стрелять не пулеметчик, не та походка. Значит, этот «малый» был другой. Простые стрелки прицельный огонь ведут не далее 400 м. Снайпер прицельно может стрелять до одного километра. Если с одного выстрела убивают офицера, или связного, или пулеметчика-это дело снайпера. Снайпер готовит  себе несколько позиций. Каждый его выстрел должен быть результативным. После выстрела с этого места надо уходить, вернее  переползти на другую позицию. В учебном полку много тренировались, как веси огонь снайперу в сумерках (рано утром и вечером).

Здесь есть свои особенности. Немецкие спайперы в такое время не стреляли. Для этого нужно иметь определенные навыки.

В одном бою во время наступления я был ранен. Был октябрь 1943 года (Украина). Разрывная пуля попала в приклад моей винтовки. Осколки пули ранили мою руку. Ни сам момент ранения, ни боли от раны я не чувствовал. Только позже, когда рука стала тяжелеть, смотрю-кисть моей руки в крови. Вспомнил, что до этого моя винтовка как будто вздрогнула. Подумал, что, наверное, я обо что- то винтовкой задел. Оказывается это и был момент ранения, когда разорвалась пуля. Почему я не почувствовал боли - значит, был в сильно возбужденном состоянии. В коре головного мозга возник сильный «очаг», а вокруг него запредельное торможение, который не пропускал никакие сигналы (это из физиологии).

Находился на лечении в г. Харькове. Вол время войны не спрашивали, кто куда хочет, где служить или где воевать. Как уже писал выше, что еще до армии окончил курсы шоферов, после выздоровления из госпиталя направили в автомобильную часть.

Прибыл в 63-й полк 20-й автомобильной бригады 2-го Украинского фронта.

В этой части поначалу мне не понравилось. Шофера все в возрасте 40-50 лет, а мне 19-ти нет. Не к кому приткнуться. Не то что в предыдущей части, где был разновозрастный контингент. Я пожалел, что попал сюда. При выписке из госпиталей выздоровевших направляли в запасной пересыльный пункт. Оттуда направляли для пополнения в другие части, куда требуется. Нередко из пересыльного полка, самовольно убегали, находили свои бывшие  и там оставались.

У меня была такая мысль, т.е. уйти из автомобильной части. Боялся быстро не найду свою бывшую часть. Поймают и посчитают за дезертира. Остался. Постепенно привык к новой для меня части.

Нельзя сказать, что шоферам на фронте было легче. Все перевозки лежали на нас до самой передовой линии фронта. Прежде всего требовалось обеспечивать боеприпасами, продуктами питания, вывозить неходячих раненых, снабжать танки и самолеты горючим, тянуть артиллерийские орудия, возить корреспондентов, кинооператоров и артистов. Артисты, конечно, на передовой не выступали, а выступали в частях находящихся в отдалении: на аэродромах, базах танкистов, перед бойцами на подступах к передовой.

Для выступления артистов ставили две грузовые  автомашины с откидными бортами рядом – вот и  сцена для выступления. Артисты пели, плясали, показывалив карикатурном виде как впереди с Гитлером драпали «вперед на запад». Был еще такой номер: выкатывался огромный шар, на нем написано «dranh nach Osten» и наросовали план «Barbarоssa». Шар катится, давит Брест, Смоленск, Киев, Харьков. Под Москвой дали по голове и шапка слетела. Поворачивается и катится к Сталинграду. Раздувается еще сильнее и…и…и… шар лопается. Изнутри шара выскакивает Гитлер в лохмотьях. Бежит на Запад впереди всех, оглядывается назад, перебегает и отстающим дает   «пинка» каждому под зад. Все это, конечно, кроме смеха, поднимало боевой дух защитников. Участвовал в Корсунь-Шевченковскои окружении. Весна 1944 года. Грязь, бездорожье. Немцы никак неожидали нашего наступления. Случилось так, что наши войска перешли в наступление, закончившееся их окружением. Наша автомобильная часть обеспечивала боеприпасами. У меня тогда была автомашина -трехостный вездеход «Студебеккер», груженый снарядами для пушек.

Когда приблизились к действующим войскам, трудно было понять, где наши, где немцы. Кольцо сжималось. Во многих местах противник и наши смешались. Смотрю из лесочка выбежали два солдата, машут руками, чтобы ехал к ним. Издали увидел, что это наши. Это были артилллеристы. Они не стреляли, так как кончились снаряды. На расстоянии пушечного выстрела была железная дорога. Вижу как двумя паровозами тянут «крюк », который представлял собой металлическое изделие весом несколько десятков тонн, имеет форму большого морского якоря с одним единственным большим  «зубом». Этот «зуб» является действующей частью, которая ломает железнодорожные шпалы. Эту ломающую часть («зуб») опускают в выкопанную яму между рельсами и тянут двумя паровозами. Шпалы ломаются как палочки о колено, а рельсы гнутся как стружки от работающего токарного станка. Это мы наблюдали издалека, как повреждали железнодорожные пути немцы при отступлении. Артиллеристы быстро зарядили пушки привезенными снарядами и прямой наводкой залпом «бахнули» по обоим паровозам, которыми тянули шпалоломающее изделие. Командир дал приказ—целиться в котлы паровозов. Оба тягача мгновенно остановились. Из них пошел во все стороны густой белый пар. Машинисты не пострадали. Вышли и пришли к нам. Они были украинцы, дрожали, не могли сказать ни  слова.

Какое было ликование артиллеристов – одни прыгали от радости, другие хлопали меня по плечу за доставленные снаряды.

Много еще было подобных эпизодов войны. Наши автоколонны часто бомбили, обстреливали из пушек. Были радостные и горестные моменты. Радостные -когда побеждали, горестные -когда гибли наши товарищи разных возрастов. Мне тогда было 19 лет. Казалось не будет конца войне»...