Нисифоров Николай Егорович
Нисифоров
Николай
Егорович
рядовой

История солдата

Мне было уже за двадцать, когда за обедом я вдруг спросил всерьез:

- Дед, а ты немецких офицеров видел?

- Да я их убивал, - ответил дед спокойно и просто - и то ли откусил хлеба, то ли огурец посолил - и, сразу забыв о моем вопросе, начал за что-то отчитывать бабушку. Она норовисто отругивалась.

В течение почти трети века, пока дед был жив, я то так, то эдак расспрашивал его о войне - тут вполне ожидается ироничная подсказка, что рассказы об одном и том же, рассказанные в разное время, существенно различались, - но нет, все иначе. Рассказы были цельны, последовательны и, судя по всему, очень правдивы - дед вообще был человек простой, начисто лишенный фантазии, и врать не умел совершенно. Просто я их всегда слышал по-другому.

В детстве очень нравилась история про самолет. Дед, что твой Теркин, действительно подбил самолет, даром, что не из винтовки.

Мы укладывались с братом спать, нам было лет по семь, и дед наш Николай Егорыч заглядывал к нам, садился на разложенный диван, цепкими руками плотника хватал в шутку нас за пятки, мы хохотали.

О войне он рассказывал сам, почти ежевечерне, просить его не приходилось. Дедовские рассказы подсвечивались недавно просмотренными фильмами к очередному юбилею Победы. Все выходило очень красочно.

Самолет он подбил после ранения в руку, году уже в 44-м, кажется. Подлечился, и главврач предложил деду пока остаться при госпитале - нужно было кому-то нести дежурство на крыше: там, как я понял, стояли две установки из счетверенных пулеметных стволов. Госпиталь тоже бомбили, он был недалеко от линии фронта.

В очередную бомбежку они и задолбили самолет, как раз пошедший на очередное снижение, раскрывавший свое поганое, полное бомб, пузо. Вражина рухнул в нескольких километрах от госпиталя.

Тут же, конечно, в госпиталь пришел запрос, что за меткий парень тут объявился. Известно кто: Николай Егорыч, мой дед по материнской линии, 1923 года рождения, - первый военный призыв, поколение, которое проредили в Отечественную больше всех. Им предстояло пройти почти все четыре года - и это мало кому удалось...

Только когда мне было за 25, я вдруг заметил, что дед часто вспоминает не столько войну, сколько, как его туда везли. Он ни в коей мере не обладал литературным языком, не прочел за всю жизнь ни одной книги, единственным украшением его речи было изредка и по делу вставляемое "ет-т-тить твою мать!", однако именно эта бесхитростность его речи помогла мне кожей прочувствовать ощущение грядущего ужаса, надвигающегося когда-то на 18-летнего мальчика, извлеченного из родительского дома в деревне Козинка.

Как-то само собою все это нарисовалось в моей голове: учебка, жестокая нервозность начальства (немец прет по всем фронтам!), глупое ожидание, что, может, война кончится, - но война все ближе и все ужаснее.

Он стал пулеметчиком, получил свой, 600 выстрелов в минуту, пулемет "максим", 20 кг весом - и это без станка, обязательной (спасающей от перегрева) воды и патронов. Без патронов все это богатство весило уже 65 кг, больше самого деда, он был 1,65 ростом и весил, может, 50 кг. А были еще и патроны - по тысяче в каждой ленте.

После учебки его подразделение оказалось под Сталинградом. И тут в бесхитростных рассказах деда концентрация ужаса достигала апофеоза: какой-то полустанок, оттуда неведомо куда потащилось подразделение, и то ли поздняя осень вокруг, то ли ранняя зима, мерзлотная ледяная грязь, по которой шли, шли, шли...

Попали под бомбежку, всех за час разнесли и перебили. Деда контузило.

Вернулся в строй после контузии.

У деда за войну погибло семь вторых номеров. Второй номер - это который пулеметную ленту подает пулеметчику.

Дед об этом говорил безо всякой аффектации - как про косьбу.

- Один раз из лесу снайпер - щщщёлк! - по нам, и второй номер мне - тук! - на плечо. Я плечом повел: вижу - всё, готов. Пулемет развернул и засек снайпера. Дал несколько очередей, и...

Он недоговаривал обычно - не знал, что после союза "и" надо говорить. Или знал, но у него природного вкуса хватало на этом остановиться?

В другой раз снаряд попал в голову второму номеру, и голова улетела вместе со снарядом. Остался человек без головы рядом с дедом. Такое бывает, я слышал.

Имен вторых номеров дед не помнил, ни одного.

Несколько раз в мгновение погибал весь расчет: кроме вторых номеров был еще и расчет - те самые солдатики, что носили все это пулеметное хозяйство, пока дед тащил хоть по грязи, хоть по снегу свой "максим".

Однажды, когда форсировали Днепр, снаряд угодил прямо в плот, на котором плыл дед со товарищи. Все погибли, пулемет утонул - а он выплыл, один, целый. Дед, надо сказать, плавать не умел, не научился - в деревне не было водоема.

- Как же ты выплыл? - подначивала бабушка. - Не тонулось?

Дед не умел ни шутить, ни отшучиваться, а слов у него, чтоб передать, что там творилось в воде, не хватало. Он только качал головой - даже не сокрушенно, а так, просто качал, задумавшись.

Вода кровавая кипела вокруг, он пошел ко дну, потом его неведомо как опять вынесло наверх, барахтался, захлебывался, сходил с ума, потом зацепился за какие-то доски, на них и выплыл сквозь ад - далеко не первый ад за ту войну и далеко не последний.

- Случалось, идем в атаку, немец встретит хорошим огнем, всех положат... и обратно нас возвращается трое, ото всего взвода... - рассказывал дед, снова так, как будто все пошли на покос, а остальные куда-то пропали, и вот они втроем вернулись.

Один раз, после того как очередной дедовский взвод растрепали в пух и прах возле очередной высотки, дед вернулся на позиции с пулеметом, но без станка. Потерял в аду.

Куда делся расчет, деда не спросили, - понятно куда, а вот за станок вызвали в спецотдел, и там какой-то тип орал на деда, что отправит его под трибунал за эту железяку. Понятное, впрочем, дело - запчастей не напасешься, если их на поле боя оставлять. Я без иронии говорю.

В советской школе, когда нам задали написать сочинение о том, как воевали наши деды, я взял и описал этот случай. Мама моя прочла и говорит: а ты допиши, что он после этого разноса пошел на поле боя и оттуда эту железку приволок. Я и дописал, хотя действительности это не соответствовало. Учительница все равно как-то скептически оценила нашу окопную правду. Что она понимала вообще...

- Дед, как же тебя не убили? - спрашивал я, любопытный подросток.

- А я не ленился никогда. Ни разу за всю войну, - отвечал он очень серьезно и начинал, как мне казалось в детстве, рассказывать о каких-то совсем неважных вещах: - Если в атаке взвод ложится - иные падут плашмя и лежат как мешки, а я сразу доставал лопатку, окапывался, потом выкачу "максим", и... - тут он изображал несколько раз изуродованными на пилораме большими пальцами, как нажимал на гашетку, - та-та-та...

- Или если мороз или сырость - промокнем, промерзнем, - я всегда при первой возможности портянки высушу, сапоги высушу... Это строго! Потому что и больной - не солдат... И пьяный - не солдат... Лениться нельзя.

Слушая это, я немножко подергивал плечами: нет бы дед рассказал, как он ловко кидал гранаты и как метко стрелял. (А он метко стрелял и даже отпуск за это получил однажды.) Но ему все это казалось менее важным.

И я потом понял, что он был прав. Но это потом, потом.

Насмотревшись фильмов, я все спрашивал: а остались ли у деда друзья после войны. Дед отвечал просто, что когда после ранений возвращался в свою роту - состав был, кроме 2-3 человек, иным. Все остальные погибли.

Он почему-то вспоминал только одного солдатика - которому оторвало по колено ногу, и дед его вынес из-под обстрела, после чего добрый час по какому-то болотистому лесу тащил его до, не знаю, санчасти, что ли.

После войны, когда я уже родился, дед вдруг как-то захотел разыскать того солдатика, запросы какие-то посылал. Никто не откликнулся.

На войне дед еще успел побывать в составе десантной разведывательной группы - и три или четыре раза побывал за линией фронта, с разведкой, уже без пулемета. А потом исхитрился и закосил месяца на три в какое-то, подальше от передовой, чуть ли не хозяйственное подразделение.

Из чего я еще в юности заключил, что война есть война: и там тоже есть всякая жизнь. И люди на войне не только бегут в атаку с криком "ура!" - но и многому иному место находят...

Но потом деда снова вернули на передовую, вместе с пулеметом. Он участвовал во взятии Будапешта - одном из самых кромешных побоищ Второй мировой, получил за это очередную медаль.

Победу встретил в Венгрии, что, впрочем, завершения войны для него вовсе не означало. Отчего-то дед пробыл в действующей армии аж до 1947 года и последующие полтора года провел на Западной Украине.

К немцам дед, надо сказать, отчего-то относился равнодушно, но вот "бандеровец" у него всегда было слово ругательным. Однако ж о том, что творилось на Украине, дед как-то не говорил. Будто брезговал... Или их попросили еще тогда, в 1947-м, на этот счет помалкивать?

Что ж я не спросил-то, дуралей.

Когда дед вернулся домой, родная мать его не узнала. Он писать не умел, поэтому писем всю войну не писал. И ему не писали, родители тоже грамоте были не обучены. Попросить, что ли, было некого?

К тому же на деда за семь лет пришло две похоронки. После первой похоронки (когда его контузили) кто-то спустя год передал весточку, что вроде жив. А после второй - никаких вестей так и не пришло. Удивительные люди - русское крестьянство, какие-то другие смыслы они вкладывали в слово "жалость", в слово "материнство", в слово "судьба". И в слово "война" тоже.

Но вот какой факт: их, Нисифоровых, было четыре брата, мой дед - второй по старшинству. Все четверо воевали. Младшие - хоть один в 44-м, другой в 45-м были призваны, - но и те успели пороху понюхать.

И все четверо вернулись живые, на двух ногах и о двух руках.

И наплодили детей - каждый не меньше трех, и прожили все по 80 лет с гаком.

автор Захар Прилепин (внук Николая Егоровича)

Регион Нижегородская область
Воинское звание рядовой
Населенный пункт: Дзержинск

Боевой путь

Приказ по 19 Гвардейскому Воздушно-Десантному ордена Кутузова Стрелковому полку, 10 Гвардейской Воздушно-десантной Криворожской Краснознамённой ордена Суворова дивизии от 16 мая 1945 года (третий украинский фронт) от имени Президиума Верховного совета СССР награждаю медалью "За отвагу" Нисифорова Николая Егоровича за то, что он в наступательных боях проявил мужество и отвагу. 10 апреля 1945 года в бою за село Фрутен тов. Нисифоров уничтожил из личного оружия 5 немцев, своими действиями способствовал успешному выполнению боевого задания. Полевой ВК, Румыния

Автор страницы солдата

История солдата внесена в регионы: