Мария Мироновна Головина, родилась ~ 5 октября 1923 г. в с. Яблоковское Каргатского
района Новосибирской области. Это родная сестра моей мамы Мавры, моя тетя. Родные звали
ее Маней, Марусей.Впервые я услышала о тете Мане, когда мне было лет 12-13.
Все фотографии в нашем доме, в основном россыпью, хранились в верхнем выдвижном
ящике комода, который стоял в спальне – в самой дальней комнате. Я частенько лазила туда
одна «посмотреть фотографии». Рассматривала бессистемно, что попадало в руки, пока не
надоедало. При очередном просмотре на глаза попалась маленькая фотография 2х3 см без
уголка, с которой смотрела девочка-подросток, и, как мне показалось, почти что я сама.
Побежала к маме, спрашиваю, кто это? Мама объяснила – «это тетя Маня, твоя тетя, ее уже нет
в живых – ушла добровольцем на фронт и погибла». Такое объяснение меня просто ошеломило:
ну, надо же, так похожа на меня и погибла. Мне стало страшно. С этого момента, как только я
залезала в ящик, эта фотография попадалась обязательно. Не могу объяснить почему, но даже
фотографии похорон, а их в ящике было немало, не пугали меня так, как эта. Я смотрела в
зеркало, на фотографию и с ужасом видела одно и то же лицо. Пытала маму по поводу этого
сходства. В конце концов, нервы не выдержали, и я, никому не сказав, порвала фотографию на
мелкие кусочки. Хорошо, что мама не показала мне другие фото, на которых была тетя Маня…
Хотя на тех других мы совершенно не похожи друг на друга.
1941 год. Война. Любимого парня забрали на фронт. Долго не раздумывая, Маня решила
пойти вслед за ним.
Решение, конечно, не обсуждалось с родителями, а их категорические
возражения пропускались мимо ушей. Маня сагитировала подругу, и обе пошли записываться
на фронт добровольцами. В военкомате девушки получили отказ – на тот момент им еще не
исполнилось 18 лет. Но подруг это не остановило. «Они обивали пороги военкомата», -
вспоминала тетя Нюра,- «просились на фронт». Она (Анна) в это время работала в чулымском
нарсуде, а в военкомате работал кто-то из знакомых. Со знакомым из военкомата договорились,
что как только подруги будут там появляться, их будут грубо гнать взашей. Гнали, но подруги
приходили снова и снова. (Эти рассказы своей мамы помнят и Валя Моисеева (Курнаева), и
Зина Курнаева). Чтобы добиться своего, Маня приписала себе лишний год. Это не помогло, но
в документах приписка так и осталась, поэтому в записи о гибели Марии Головиной значится
год рождения 1922, а не 1923, как это есть на самом деле.
Родители безуспешно пытались отговорить дочь от задуманного. Мама рассказывала (а
это все происходило на ее глазах), что Фекла просто убивалась от горя. Она плакала, умоляла,
просила образумиться, пожалеть родителей. Она даже решилась пойти на крайность: раскрыть
семейную тайну прошлого, сокрытие которой, по всей вероятности, нелегко далось Мирону. «Я
пойду в военкомат и скажу, что ты – дочь кулака», - как-то в отчаянии пригрозила мать. Маня
ответила: «Только попробуй, я тогда вообще уйду из дома».
Маня не воспринимала душевного состояния родителей, она, наоборот, была на
эмоциональном подъеме, одержима своей целью как можно быстрее попасть на фронт и
обязательно в ту часть, где воюет «дорогой друг». Нет никакого сомнения, что не только
патриотизм был движущей силой ее поступка, хотя и этот важный мотив играл свою роль.
Массированная агитация девушек и призывы идти добровольно на фронт громить врага и
защищать свою Родину, не щадя жизни, прежде всего находили горячий отклик в сердцах
именно таких неугомонных, рвущихся к подвигам натур. Но, это только часть причины
неуемного рвения на фронт. А в первую очередь – любовь, какой, по мнению многих, не
бывает на свете, настоящее взаимное чувство, а не легкомысленная выходка девочки, за
которую она поплатилась своей жизнью, как это принято было считать в родне.
Как мы недавно выяснили, 5.10.41 г. Мане исполнилось 18 лет, а 28 февраля 1942 г. она
приняла присягу. Еще до призыва Мария Головина закончила в Новосибирске снайперские
курсы.Каким-то путем Маня осуществила задуманное,
оказавшись в одном полку со своим любимым парнем.
Это был 10-й воздушно-десантный гвардейский
стрелковый полк 3-й Гвардейской стрелковой
дивизии. Маня начала службу рядовым стрелком-
снайпером, а «любимый парень» был у нее
непосредственным командиром (какого уровня – не
известно).«Отчаянная» Маня была бесстрашна, но, в
то же время, внимательна, осмотрительна и
сообразительна. Вдобавок к этому она хладнокровно и
метко стреляла. Ее посылали на самые сложные и
ответственные задания (и в паре, и в одиночку), с
которыми она блестяще справлялась.
Про Марию Головину, как про доблестного
бойца, отличившегося в боях, было две передачи по Новосибирскому радио. Наверное, для
поднятия духа на фронте и в тылу подобных передач в то время делалось немало, но прозвучать
дважды – это чего-то стоит! Родственников оповещали заранее о времени эфира. Мама
слышала эти передачи.
Свои 19 лет Маня встретила на фронте. А 20-й год в ее судьбе был отмечен на небесах каким-то особым знаком. Давно, когда она была совсем маленькой девочкой, произошел случай
из разряда мистических. Мама рассказывала (эту фразу помню дословно) «…тогда ходили по
деревням и предсказывали судьбу». По моим впечатлениям, судьбу Мане предсказал какой-то
мужчина. Света помнит из рассказов, что это была нищенка, которой маленькая Маня подала
милостыню. Неважно кем, но судьба была «озвучена», что, как объясняют ясновидящие,
увеличивает вероятность реализации плохого варианта: «у этой девочки самым трудным и
тяжелым будет 20-й год жизни, если она его переживет, то дальше будет жить хорошо и долго».
Знала ли Маня об этом предсказании? Придавала ли этому значение? Зато родители
помнили, верили и, конечно же, переживали.
Верующая и набожная Фекла постоянно молилась за жизнь дочери, а последний месяц ее
20-го года она, в нетерпении, чтобы быстрее прошло время, отсчитывала каждый день. Мама с
такой печалью и трагизмом об этом рассказывала, что у меня до сих пор при воспоминаниях
возникает сложившийся еще в детстве образ Феклы, отрывающей листки календаря. Хотя я
только сейчас задумалась, а были ли в рассказе и в жизни в 43-м году отрывные календари?
Мама вспоминала нетерпеливые слова Феклы: «… вот уже три дня осталось…» (до дня
рождения), «… вот уже день остался…», «… вот день рождения…», «… вот уже один день
прошел…» (после дня рождения). Уже после дня рождения от Мани пришло письмо, даже,
кажется, не одно. То ли на них не стояли даты, то ли на них не обратили внимания, но эти
письма окончательно успокоили родителей. А еще через какое-то время пришло письмо, но уже
не от Мани, а от ее друга и командира, в котором он извещал о ее гибели. Пророчеству суждено
было сбыться самым ужасным образом. Оказывается, Мария Головина погибла 2 октября 1943
года – за три дня до своего 20-летия…
Про это не сохранившееся письмо от командира я слышала не раз. Что оно было не
просто сообщением о смерти, а большим и подробным, с описанием того, каким отличным
бойцом была Мария, как она погибла, где похоронена. В письме было зарисовано место
захоронения, указаны ориентиры, количество шагов.
Письмо пришло, вероятно, в самом конце декабря или в январе 1944 года, так как
известно, что Манин отец Мирон умер 24 декабря 1943 года, так и не узнав о гибели дочери. Да,
роковым годом и для Феклы оказался 1943-й. Не дай бог таких переживаний.
«Дорогой друг» - Марусин командир, - прошел всю войну и вернулся, судя по всему, не
в Чулым. Из неоднократно слышанных рассказов запомнилось, что он откуда-то приезжал в
Чулым специально, чтобы навестить Маниных родных и рассказать им о ее фронтовой жизни.
Он провел у родственников целый день и весь день рассказывал. Мне кажется, что сам факт
приезда и его цель лишний раз говорят о серьезности отношений, порядочности и не
проходящей горечи от случившегося. Приехать по прошествии 2-х лет с момента
«безвозвратной потери» - значит, у человека оставалось либо чувство вины и долга (ведь ради
него она оказалась на фронте), либо потребность еще раз говорить о любимой девушке.
Именно с его слов известно о бесстрашии Мани, ее способностях, сложных заданиях, которые
ей поручали, об ее умении ничего не бояться и лезть на передний край и т.д. Жалко, что все это
вместе с зарисовкой места захоронения куда-то кануло, и остались только общие слова, а из
целого дня рассказов я слышала только рассказ о последних часах жизни тети Мани.каким-то особым знаком. Давно, когда она была совсем маленькой девочкой, произошел случай
из разряда мистических. Мама рассказывала (эту фразу помню дословно) «…тогда ходили по
деревням и предсказывали судьбу». По моим впечатлениям, судьбу Мане предсказал какой-то
мужчина. Света помнит из рассказов, что это была нищенка, которой маленькая Маня подала
милостыню. Неважно кем, но судьба была «озвучена», что, как объясняют ясновидящие,
увеличивает вероятность реализации плохого варианта: «у этой девочки самым трудным и
тяжелым будет 20-й год жизни, если она его переживет, то дальше будет жить хорошо и долго».
Знала ли Маня об этом предсказании? Придавала ли этому значение? Зато родители
помнили, верили и, конечно же, переживали.
Верующая и набожная Фекла постоянно молилась за жизнь дочери, а последний месяц ее
20-го года она, в нетерпении, чтобы быстрее прошло время, отсчитывала каждый день. Мама с
такой печалью и трагизмом об этом рассказывала, что у меня до сих пор при воспоминаниях
возникает сложившийся еще в детстве образ Феклы, отрывающей листки календаря. Хотя я
только сейчас задумалась, а были ли в рассказе и в жизни в 43-м году отрывные календари?
Мама вспоминала нетерпеливые слова Феклы: «… вот уже три дня осталось…» (до дня
рождения), «… вот уже день остался…», «… вот день рождения…», «… вот уже один день
прошел…» (после дня рождения). Уже после дня рождения от Мани пришло письмо, даже,
кажется, не одно. То ли на них не стояли даты, то ли на них не обратили внимания, но эти
письма окончательно успокоили родителей. А еще через какое-то время пришло письмо, но уже
не от Мани, а от ее друга и командира, в котором он извещал о ее гибели. Пророчеству суждено
было сбыться самым ужасным образом. Оказывается, Мария Головина погибла 2 октября 1943
года – за три дня до своего 20-летия…
Про это не сохранившееся письмо от командира я слышала не раз. Что оно было не
просто сообщением о смерти, а большим и подробным, с описанием того, каким отличным
бойцом была Мария, как она погибла, где похоронена. В письме было зарисовано место
захоронения, указаны ориентиры, количество шагов.
Письмо пришло, вероятно, в самом конце декабря или в январе 1944 года, так как
известно, что Манин отец Мирон умер 24 декабря 1943 года, так и не узнав о гибели дочери. Да,
роковым годом и для Феклы оказался 1943-й. Не дай бог таких переживаний.
«Дорогой друг» - Марусин командир, - прошел всю войну и вернулся, судя по всему, не
в Чулым. Из неоднократно слышанных рассказов запомнилось, что он откуда-то приезжал в
Чулым специально, чтобы навестить Маниных родных и рассказать им о ее фронтовой жизни.
Он провел у родственников целый день и весь день рассказывал. Мне кажется, что сам факт
приезда и его цель лишний раз говорят о серьезности отношений, порядочности и не
проходящей горечи от случившегося. Приехать по прошествии 2-х лет с момента
«безвозвратной потери» - значит, у человека оставалось либо чувство вины и долга (ведь ради
него она оказалась на фронте), либо потребность еще раз говорить о любимой девушке.
Именно с его слов известно о бесстрашии Мани, ее способностях, сложных заданиях, которые
ей поручали, об ее умении ничего не бояться и лезть на передний край и т.д. Жалко, что все это
вместе с зарисовкой места захоронения куда-то кануло, и остались только общие слова, а из
целого дня рассказов я слышала только рассказ о последних часах жизни тети Мани.Накануне очередного задания вечером Маня была необыкновенно возбуждена. Она без
устали весь вечер плясала и пела под гармошку, что называется, не сходила с круга, как будто
предчувствовала, что это ее последний в жизни выход. Потом, вдруг, остановилась, выругалась,
произнесла «Эх, батя, батенька, ты мой…», назвала по имени отца и мать, расплакалась и
ушла. Командир каялся, что в таком состоянии Маню нельзя было отпускать на задание - а он
отпустил, что по опыту войны давно уже была известна «примета»: если человек накануне
ведет себя нестандартно, нервничает, беспокоится, не знает, куда себя деть – это верный
признак того, что завтра с задания или из боя он не вернется. Такое поведение объяснялось
людьми, которые видели смерть на каждом шагу, «предчувствием смерти», и никого не
удивляло. Это «что-то» явно присутствовало в поведении Мани в тот вечер, но не пустить ее
или заменить, хоть это и было в его власти, командир не мог. Его тут же обвинили бы в особом
9
отношении к любимой девушке. Последствия таких нежностей на войне были самыми
жестокими.
Мария погибла на следующий день 2-го октября. Фразу «ее убил немец-кукушка» я
слышала много раз. И пояснения: «кукушки» - это немецкие стрелки, которые сидели
замаскированными на деревьях и подкарауливали русских солдат.
До недавнего времени никто не сомневался в правильности семейного предания «Мария
ушла на фронт добровольцем и погибла в 1943 году на Курской дуге»… Пока Света не открыла
выложенную в Интернете «Книгу памяти» призывавшихся из Новосибирской области и не
увидела отсканированный бланк «Приложение № 44356 безвозвратных потерь сержантского и
рядового состава 10 Воздушно-Десантного Гвардейского Стрелкового Полка 3-й Гвардейской
стрелковой дивизии», сохранившийся в архивах. На этом бланке 8-й строкой сделана запись о
гибели Головиной Марии Мироновны, до призыва проживавшей по адресу: Новосибирская
обл., г. Чулым, ул. 1-я Урманская, дом № 5.