Воспоминания о войне

Страшное известие о войне застало меня в Западной Белоруссии, в местечке Рось, недалеко от города Волковыска. На второй день войны я с четырёхлетним сыном стала пробираться в свои родные места - в село Сергеевку Дубровского района ныне Брянской области, где жила моя мать. Тяжёлым, трудным и долгим был путь, а когда мы добрались до родного села, то здесь уже были немцы.
В декабре 1941 года прошёл слух, что в Бочаровских лесах, в 15 км от нас, есть партизаны. Вскоре мы, я и окруженцы, жившие в Сергеевке, связались с отрядом «Силыча» (Толочина). Я получила задание собирать оружие, чтобы наши окруженцы могли уйти в отряд. Безоружных туда не брали, а оружие можно было найти на местах бывших боёв на Десне. Я сумела достать 2 пулемёта, 10 винтовок, один пистолет, большое количество боеприпасов, о чём записано в моей боевой характеристике.
Скоро я связалась с партизанской группой Бородынкина Н.У., которая весной 1942 года влилась в отряд Данченкова, в деревне Бочары, где жила моя сестра Власова Мария, и стала передавать им сведения о немцах, приезжающих в соседние деревни. Так продолжалось до июня 1942 года.
И вдруг вызывают меня в фашистскую райуправу к предателю Николаю Рылину, там с ним был ещё один предатель - Патрицкий. Сначала меня допрашивал Патрицкий, а потом мы остались вдвоем с Рылиным. «Фроликова, - сказал он, - мы знаем, что ты жена офицера, скажи, какими группами и с каким оружием приезжают в ваше село партизаны?» Я притворилась глупой, аполитичной женщиной, которая ничего, кроме семьи, не знает, ничем не интересуется. Рылин понял, что я хитрю. Он стал предлагать мне работать на немцев: «Мы тебя всем обеспечим, дадим дом, корову. Никто не будет знать, что ты работаешь на нас», - уговаривал он меня, а сам пистолет держал наготове. Наконец отпустил домой и приказал хорошенько подумать.
На следующий день я встретилась в Бочарах с Гайдуковым И.К., комиссаром и Антоновым Г.А., начальником штаба, организованного осенью 1941 года отряда Данченкова Ф.С.
«Аня, ты работать с немцами не сможешь», - сказал мне Гайдуков, выслушав мой рассказ. - Раз, два ты дашь им ложные сведения, на третий они расстреляют тебя. Ведь кроме тебя у них могут быть и другие агенты. А будешь говорить им правду, расстрелять тебя за предательство должны будем мы. Тебе надо уходить в отряд».
Но как поставить в такое трудное время маленького сына? И сколько можно было ещё сделать, работай я рядом с немцами, ведь партизанам так нужны были свои люди в деревне. С этими мыслями я отправилась утром на поле, скородить. Как сейчас помню: босая, в розовой кофточке и чёрной саржевой юбке. Смотрю, бежит ко мне Надя Володина и кричит: «Ваша хата окружена! Приехали за тобой». Я растерялась, не знаю, что делать... Не прошло и получаса, идёт полицейский. Работающая недалеко от меня женщина показывает ему на меня. Я бросилась бежать в кусты, полицейский долго гнался за мной. Спасло меня Плотнинское болото, где я пряталась до темноты и лежала в грязи, вся облепленная комарами. Потом пошла в Бочары. Деревню сожгли немцы, люди ютились в шалашах из коры. Там же был и партизанский постовой, он пообещал утром доложить обо всём начальству. Я пошла к реке, выполоскала свою грязную одежду, мокрую надела. Всю ночь так и не смогла уснуть от холода и волнения. На следующий день Надя Володина принесла мне пальто и обувь, а вечером в деревню пришёл начальник штаба отряда Антонов и политрук Васькин.
Всю ночь мы проговорили о том, что делается вокруг. В деревне Красная Москва немцы расстреляли 17 человек, в том числе и двух братьев Антоновых - Петра и Наума, дочь брата - Мотю с мужем и его двоюродного брата - Василия Володина. Много жертв было и в других деревнях.
Утром мы ушли в лес, я стала работать в санчасти, ухаживать за ранеными. Потом в санчасть пришли ещё три девочки - Клава Жамеричева, Аня Тришкина, Наташа Самотёсова, а меня перевели поварихой.
Штаб питался вместе с ранеными, надо было соблюдать большую осторожность, так как разведка донесла, что немцы засылают в лес шпионов с заданием отравить командование партизанских отрядов.
В октябре 1942 года каратели начали наступление на лес. Их сила была велика, и нам приходилось маневрировать по лесам. Шли сильные дожди, нельзя было развести костры и дать обогреться людям, сварить горячую пищу. Особенно тяжело было раненым. Сделали для них носилки, выделили партизан для их переноски. Раненых было человек пятнадцать, мы старались сделать для них всё, что в наших силах, а они ценили наше внимание и заботу.
Дожди сменились заморозками. Раз при нападении постоянно тревожащих нас немцев нам пришлось по обледеневшему болоту занести раненых в чащу. Необходима была полнейшая тишина, даже стон раненых мог быть опасен для нас. Наша боевая часть сражалась в это время с немцами. К вечеру всё утихло. Вскоре блокада кончилась.
Меня перевели в штаб радисткой. Я работала вместе с Николаем Бабуриным. Ещё до войны я хорошо знала эту работу и была бесконечно рада, что мне оказали такое доверие. Потом прислали с Большой земли радиостанцию, код, шифры. Работала с большим интересом, хотя и рвалась на боевые операции, но командование бригады считало, что я нужна, как радистка.
В конце декабря 1942 года началась карательная экспедиция немцев на наш лес. Бой шёл весь день, в самых тяжёлых условиях мы с Бабуриным поддерживали связь с Москвой. Для раненых были подготовлены запряжённые в сани лошади и стояли у штаба. Вдруг над нами зажужжали пули, немцы ворвались в лагерь. Только энергия и спокойствие комбрига Данченкова предотвратили разгром. Мы успели отступить и увезти раненых.
Я бежала по опушке леса и не заметила большую яму. В одну секунду я оказалась на дне этой воронки и сразу поняла: одной мне отсюда не выбраться. На помощь мне пришла моя боевая подруга Маша Дёмичева. Партизанская дружба! Сколько раз ты выручала нас из беды! И вот я опять бегу по глубокому снегу. На одном плече рация, на другом - вещевой мешок и одеяло. Догнала наших, совсем выбилась из сил. Хотела вскочить в сани с ранеными, но испуганные выстрелами лошади понесли.А я только ухватилась рукой за край саней, лошади потащили меня. Километра два продолжалась эта гонка, а, казалось, целая вечность. Я боялась отцепиться от саней, чтобы не попасть под копыта мчавшихся вслед других лошадей. Но больше всего я боялась потерять или повредить рацию, ведь мчавшиеся кони растоптали бы меня и радиостанцию. Наконец мы остановились. Всю ночь мы плутали по лесу, а под утро перешли в Малиновский лес. Я проверила свою рацию, к счастью, она была цела, а всё мое тело было чёрным от ушибов.
Мы перешли на партизанский лыжный завод. Нас, радистов, поместили в землянке вместе с ранеными. Было очень тесно и трудно работать в таких условиях, но в это время начался разгром немцев под Сталинградом, и наше командование постоянно слушало эфир, боясь пропустить какое-либо новое радостное сообщение, которое тут же узнавала вся бригада.
С Большой земли прилетели самолёты, и мы отправили тяжелораненых. Нам сбросили много боеприпасов, и наша бригада, окрылённая успехами наших войск, перешла в наступление. Прежде всего освободили Бочаровский лагерь, около которого были замаскированы наши склады с продовольствием. Голод кончился.
В Малиновском лесу устроили новый лагерь. Шли тяжёлые бои с немцами, то они нападали на нас, то мы на них. В середине февраля 1943 года зимняя блокада наших лесов кончилась с большими потерями для немцев. Но 30 мая 1943 года нам пришлось пережить ещё одну полуторамесячную блокаду. Мы ушли в южные Клетнянские леса, но и там встретились с большими силами немцев. Западный штаб партизанского движения приказал нам вернуться назад в Бочаровский лес. Возвращаясь с боями, в небольшом лесу мы подверглись бомбёжке фашистских самолётов. Одна бомба упала недалеко от нас, несколько человек засыпало землей, были раненые, но всё же всё обошлось благополучно. И тогда комбриг приказал вместе двум радистам не находиться, чтобы не остаться без связи с Большой землей, ведь всё могло случиться.
Всё лето шла обычная борьба с немцами, был невыносимый голод, питались сосновыми шишками, лесным щавелем. Приближалась Красная Армия. Солдаты изменника Власова и полицейские всё больше и больше приходили к нам, и наше командование проверяло их готовность искупить свою вину перед Родиной, посылая их в первую очередь в бой с немцами.
20 сентября 1943 года началось отступление немцев из нашего района по всем большакам. Первая Клетнянская бригада встречала и била их. Наконец мы все соединились с наступающей 50-й армией генерала Болдина. Невозможно передать радость этой встречи! Мы помогли армии бить немцев, зайдя им в тыл.
А как забыть прощание и клятву у братской могилы наших товарищей-партизан! Мы стояли на коленях, поклялись, что через каждые 5 лет, где бы мы ни были, будем приезжать в Бочары на братскую могилу 17 сентября.
Нашу бригаду передали в распоряжение 50-й Армии, а женщин демобилизовали.
Родина отметила мои заслуги, мою работу в партизанском отряде. Я награждена медалями «Партизану Отечественной войны» первой степени и «За боевые заслуги».
Прошли годы, отгремела война. Я с мужем и сыном жила в Суземке Брянской области. Не помню, кажется, это было в 1947 году, я получила повестку явиться в Брянск в МГБ. И вот я сижу в большом кабинете, вдруг вводят Петрицкого, того самого, который меня допрашивал в 1942 году в Дубровской райуправе. Мне стало понятно, что меня вызвали на очную ставку с ним. Возмездие нашло предателя.
А мы, партизаны Первой Клетнянской партизанской бригады, клятву свою сдержали. Каждые 5 лет 17 сентября в Бочары стекаются со всей нашей необъятной Родины боевые друзья. Хотя это уже не те бесстрашные молодые ребята и девчата, которые громили немецкие гарнизоны, пускали под откос немецкие эшелоны, а пожилые, седые ветераны, но с нестареющей душой.